ЭДГАР АЛЛАН ПО



ВОРОН

(Перевод М.Зенкевича)





Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,

Задремал я над страницей фолианта одного,

И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,

Будто глухо так затукал в двери дома моего.

"Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,

Гость - и больше ничего".





Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,

И от каждой вспышки красной тень скользила на ковёр,

Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали

Облегченье от печали по утраченной Ленор,

По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Ленор, -

Безыменной здесь с тех пор.





Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах

Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,

И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:

"Это гость лишь запоздалый у порога моего,

Гость какой-то запоздалый у порога моего,

Гость - и больше ничего".





И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.

"Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -

Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,

Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,

Что едва я вас услышал", - дверь открыл я: никого,

Тьма - и больше ничего.





Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный

В грёзы, что ещё не снились никому до этих пор;

Тщетно ждал я так, однако, тьма мне не давала знака,

Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"

Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"

Прошептало, как укор.





В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери

И услышал стук такой же, но отчётливей того.

"Этот стук совсем недавний, - я сказал, - в окно за ставней,

Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,

Это ветер стукнул ставней у окошка моего,

Ветер - больше ничего".





Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,

Шумно оправляя траур оперенья своего;

Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твёрдо,

С видом леди или лорда у порога моего,

На Паллады бюст над дверью у порога моего

Сел - и больше ничего.





И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,

Видя важность чёрной птицы, чопорный её задор,

Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый чёрен,

О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,

Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простёр?"

Крикнул Ворон: "Nevermore".





Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,

Хоть ответ её без смысла, невпопад, был явный вздор:

Ведь должны вы согласиться, вряд ли может так случиться,

Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,

Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,

Птица с кличкой: "Nevermore".





Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти

Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.

Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,

И шепнул я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,

Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".

Крикнул Ворон: "Nevermore".





И сказал я: "Несомненно, затвердил он это с давних пор,

Перенял он это слово от хозяина такого,

Кто под гнётом рока злого слышал, словно приговор,

Похоронный зов надежды и свой смертный приговор

Слышал в этом "Nevermore".





И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,

Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,

Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,

Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,

Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с древних пор,

Хриплым криком: "Nevermore".





Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,

Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,

Тусклой люстрой освещённый, головою утомленной

Я хотел уже склониться на подушку на узор,

Ах, она здесь не склонится на подушку на узор

Никогда, о nevermore!





Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма

И ступили серафимы в фимиаме на ковер.

Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной

Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор!

Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!

Каркнул Ворон: "Nevermore!"





Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!

Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор

Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу.

Мне скажи, дано ль мне выше там, у Галаадских гор,

Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"

Каркнул Ворон: "Nevermore!"





Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!

Если только Бог над нами свод небесный распростёр,

Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несёт со всеми,

Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор -

Ту святую, что в эдеме ангелы зовут Линор?"

Каркнул Ворон: "Nevermore!"





"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -

Я, вскочив, воскликнул, - С бурей уносись в ночной простор,

Не оставив здесь, однако, чёрного пера как знака

Лжи, что ты принёс из мрака! С бюста траурный убор

Скинь и клюв свой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"

Каркнул Ворон: "Nevermore!"





И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,

С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;

Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,

И под люстрой в позолоте на полу он тень простёр,

И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.

Никогда, о, Nevermore!